Камень на месте первого захоронения Т.Г. Шевченко на Смоленском кладбище в Санкт-Петербурге
Шевченко, помимо всего, мечтал о счастье целой нации и целой страны. При этом совершенно искренне, а не на публику. Если бы Шевченко умер, скажем, в 1991-м, то украинская национальная идея наверняка была бы более плодотворной и понятной, чем сегодня…
Вместо предисловия
Чуть ли не в устье Невы, так и не успевшей разбежаться на коротком своём пути от Ладоги – глубочайшего озера Европы, смотрит окнами на замерзшую реку роскошное здание. Теперь там, охраняемый древними египетскими сфинксами – Санкт-Петербургский академический институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина. Назовите любого известного вам со школьной скамьи художника прошлых двух столетий – все они прошли через эти стены. Ф.С. Рокотов, Д.Г. Левицкий, О.А. Кипренский, В.А. Тропинин, С.Ф. Щедрин, К.П. Брюллов, А.А. Иванов, П.А. Федотов, И.Н. Крамской, В.И. Суриков, В.А. Серов, И.Е. Репин, И.И. Бродский, И.Э. Грабарь, М.Б. Греков. И не только художники, но и архитекторы:В.И. Баженов, И.Е. Старов, А.Н. Воронихин, А.Д. Захаров, В.П. Стасов. А скульпторы какие – Ф.И. Шубин, М.И. Козловский, И.П. Мартос, С.С.Пименов, В.И. Демут-Малиновский, П.К. Клодт, М.М. Антокольский и многие другие!
Здесь же, в Академии художеств, получил образование великий наш Тарас Шевченко. Было у него здесь всё – и жилье, и мастерская. Здесь он скончался.
***
Старая дверь в мастерскую – это две массивных деревянных створки высотой метра по три. Изнутри там дверная цепочка тоже времен шевченковских. Створки сводятся вместе и закрываются смотрителем на ночь здоровенным древним ключом. И ещё, посредине створок – висячим замком, с контрольной бумажкой внутри. Посетителей нет в этом узком черном коридоре. Редкий гость из Киева согласится на предложение консульства поехать сюда, на Васильевский остров, в Академию. Все пафосные мероприятия – с прапорами, речами и пр., уже лет десять проводятся на Петроградской стороне, возле памятника Шевченко, о котором петербуржцы говорят, что он больше напоминает «мужика в пиджаке» из озорного фильма.
…Прихожей или подобия тамбура нет. Сразу попадаешь в узкую комнату глубиною пятнадцать шагов, которая завершается огромным мутным окном, выходящим в академический круглый двор. Крепость! Низкий подоконник; Шевченко он не доходил до колен, должно быть. Вот так же он стоял и глядел на сугробы, на сумеречное клочковатое небо, думал-размышлял. Возвращался к подрамнику, брал палитру с красками, кисть – и добавлял грусти и звонкой тоски, страданий и воспоминаний; этюд к «Катерине» будто свидетель тех его дней в стенах Академии – вот он, остался в собственности музея-мастерской.
А потом Тарас поднимался наверх – высоченная комната была перекрыта и превращена в двухярусную; настелен пол. Лестница в кабинет (и спальню одновременно) – крутизны необычайной, будто вход на колокольню Киево-Печерской лавры. Двадцать ступенек, но чтобы ступить на очередную, нужно уцепиться за деревянный, окрашенный в коричневую краску, поручень и подтянуться немного. Роковая для Шевченко лестница; здесь его рука безжизненно разжалась, отпустив перила.
А последние его слова, сказанные друзьям, круговерть которых, казалось, вечно сопровождала его в этих стенах каменной громады на набережной, были пугающе пророческими: «Я поднимусь, побуду один. А потом сойду к вам…» И лестница, и пол-потолок уцелели во время страшной блокады, не ушли на дрова. Всё сберегли для потомков чёрные от голода ленинградцы.
***
Рядом – книга для посетителей: «…перестало битися благородне, мужнє серце геніального поета революціонера Тараса Григоровича Шевченка. Але світлий образ…», «Ми, українці Петербурга, завжди пам’ятаємо…», «З великим почуттям…» и т. п. Есть, конечно, и по-русски.
Холодным был день, таким же снежным Петербург, и так же далеко была Украина, живописная, согревавшая и вдохновлявшая Тараса в этом каменном мешке на предельно наивные строки:
Я тільки хаточки в тім раї
Бажав і досі ще бажаю,
Щоб хоч умерти на Дніпрі,
Хоч на малесенькій горі.
Скоро уже соберутся непременно земляки, помянут, поклонившись портрету, извлекаемому для диаспоры раз в году, черный рояль актового зала Академии пророкочет вместе с пришедшими в вышиванках: «Реве та стогне…».
***
Уже с первых дней после смерти украинская диаспора Петербурга начинает добиваться перенесения тела Тараса на Украину. Проходит 57 дней — сотни людей, пришедших на Смоленское кладбище, рыдают в голос, глядя, как откатывают с могилы Кобзаря фантастических размеров камень, притянутый доисторическим ледником и ставший надгробием Тарасовым, поднимают из сырой могилы гроб с телом покойного поэта. Потом все украинцы Петербурга через весь город, семь верст — на руках, с плачем и пением, хоругвями, рушниками, в свитках — несут его к поезду, который направится с останками Шевченко в Москву.
А там — опять прощание, опять толпы, казаки, славословия, хоругви, митинг, ораторы с печальными усами, будущие народовольцы, проклятья в адрес Александра ІІ. Затем на запряженной конной четверкой повозке почтовым раздолбанным весенним трактом, через Серпухов, Орел, Глухов, Кролевец, Батурин, Нежин, — туда, в Киев. Здесь уже ждут рыдающие толпы. Песни, проклятья царизму, осанна отмене крепостного права; распрягают квадригу, сами тянут катафалк с гробом по набережной Днепра, манифестации по всему Киеву — возле генерал-губернаторского присутствия, красных стен университета св. Владимира, где Шевченко так и не стал преподавателем, Ботанического сада и бульвара с его тополями. Обитый свинцом гроб под неусыпным караулом студентов и преподавателей, актеров и художников, кобзарей с поводырями ночует в церкви Рождества на Подоле. Потом целый день на жарком днепровском причале и снова — песни, проклятья, студенты, черные лаврские монахи, стихи, тополиный печальный пух, обмороки, манифестации по городу — пока гроб на руках не перенесли на борт парохода «Кременчуг».
Наконец, Чернеча гора, место последнего захоронения. Место упокоения. «Як умру — то поховайте…»
***
Сколько людей участвовало в этом перформансе, в многодневном акте несомненной искренней любви к поэту народа-страдальца? Важен и другой вопрос: сколько новых сторонников Шевченко, сиречь свободы, появилось в эти два месяца скорби… И сколько революционеров, свободолюбивых поэтов, «справжних» народных учителей, наконец, бомбистов-гриневецких родилось тогда же? Несомненно, это десятки тысяч людей. И вообще — есть ли в истории нашей славянской человечище, которого так же невероятно хоронили?
Все люди на земле рождаются равными и всю жизнь против этого борются. Одни — с большей энергией, другие — с меньшей. Но нет такого индивидуума, который не мечтал бы о лучшей доле и иной своей судьбе.
Шевченко, помимо всего, мечтал о счастье целой нации и целой страны. При этом совершенно искренне, а не на публику. Если бы Шевченко умер, скажем, в 1991-м, то украинская национальная идея наверняка была бы более плодотворной и понятной, чем сегодня.
P.S. И ещё: скажите мне, добрые люди: кого из наших современников вы с искренним плачем доставали бы из могилы после смерти или, горюя, впряглись бы в траурный катафалк с их прахом?
Март 2011
